Великий Сибирский Ледяной поход - официальное название отступления Восточного фронта армии адмирала Колчака на восток зимой 1920 года. В ходе операции в тяжелейших условиях сибирской зимы был совершен беспримерный по протяженности, почти 2000-километровый конно-пеший переход от Барнаула и Новониколаевска до Читы. Этот поход получил в Белой армии официальное наименование «Великий Сибирский поход» с неофициальным прибавлением «Ледяной».

Руководил походом главнокомандующий Восточным фронтом Генерального штаба генерал-лейтенант Владимир Оскарович Каппель. После его смерти 26 января 1920 года, командование войсками принял генерал Сергей Николаевич Войцеховский.

История похода

Отступление началось после оставления частями Белой армии Омска 14 ноября 1919 года. Армия, возглавляемая генералом Каппелем, отступала вдоль Транссибирской железной дороги, пользуясь для перевозки раненых имевшимися эшелонами. По пятам с запада наступала Красная армия. Ситуация осложнялась многочисленными мятежами в тыловых городах и атаками разрозненных партизанских и бандитских отрядов. Ещё больше усугубляли переход лютые сибирские морозы.

Контроль над железной дорогой находился в руках Чехословацкого корпуса, в результате чего части генерала Каппеля лишились возможности использовать железную дорогу. Поэтому белые войска погрузились в сани и двигались на них. Армии, таким образом, представляли собой гигантские санные обозы.

При подходе белогвардейцев в Красноярске началось восстание гарнизона во главе с начальником гарнизона генералом Брониславом Зиневичем. Генерал Зиневич, решив идти на мир с большевиками, стал уговаривать Каппеля по телеграфу сделать то же самое. Генерал Каппель не согласился на мир и затем приказал выбить гарнизон Зиневича из города. После ряда стычек (5 - 6 января 1920 года) около 12 тысяч белогвардейцев, обойдя Красноярск с севера и перейдя Енисей, двинулись на восток, примерно столько же человек сдались красноярскому гарнизону. Эти действия части Белой Гвардии были связаны с усталостью от уже проделанного похода и неизвестность дальнейшего пути.

Отступление после Красноярска разбилось на несколько колонн. Колонна под командованием Константина Сахарова шла вдоль Сибирского тракта и железной дороги, а колонна Каппеля направилась на север по Енисею, затем по реке Кан до Канска, где соединилась с колонной Сахарова. Часть второй колонны двинулась дальше на север вдоль Енисея до его слияния с Ангарой, затем по Ангаре до устья реки Илим, по которой направилась до Илимска, после чего направилась через байкал на Усть-Баргузин и Читу.

Переход по реке Кан оказался одним из самых тяжёлых участков похода. Историк Руслан Гагкуев описывает так этот эпизод похода:

Во время перехода генерал Каппель провалился в полынью и отморозил ноги. Проведённая ампутация ног и вызванное переохлаждением воспаление лёгких сильно подорвали силы генерала и 26 января 1920 года Каппель умер, передав управление войсками генералу Войцеховскому. Тело Каппеля войска, продолжившие поход, забрали с собой.

21 января в Иркутске Верховный Правитель России адмирал Колчак был выдан чехословаками большевикам. 23 января в Нижнеудинске на совете штаба армии, собранном умирающим генералом Каппелем, было приняло решение брать Иркутск штурмом, освободить Колчака и создать в Забайкалье новый фронт для борьбы с большевиками.

Красноармейцы, захватившие власть в Иркутске попытались остановить белых, выслав им навстречу из Иркутска красные отряды, которые заняли станцию Зима. 29 января после упорного боя части 2-й армии Войцеховского овладели Зимой.

Движение Белой армии к Иркутску затянулось. Опасаясь, что каппелевцы всё же возьмут Иркутск и освободят Колчака, Ленин прямым приказом санкционировал расстрел Колчака, который был приведён в исполнение 7 февраля 1920 года.

Узнав об расстреле Колчака, генерал Войцеховский не стал проводить уже ставший ненужным штурм Иркутска. Каппелевцы двумя колоннами обошли Иркутск и направились в поселок Большое Голоустное. Планировалось оттуда перейти Байкал и достичь станции Мысовая Забайкальской железной дороги. Там каппелевцев уже ожидали войска атамана Семенова и санитарные поезда.

В середине февраля 1920 года каппелевцы перешли Байкал, который наравне с переходом по реке Кан, стал одним из самых сложных отрезков пути Великого Сибирского похода. Всего Байкал перешло 30-35 тысяч человек. На станции Мысовая раненые и больные каппелевцы, а также женщины и дети были погружены в эшелоны, а здоровые продолжили свой поход (около 600 км) до Читы, которой и достигли в начале марта 1920 года.

Когда поход закончился, генерал Войцеховский учредил Знак отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский поход» (название награды ставило её в один ряд с Орденом Святого Георгия Русской Императорской армии). Знаком награждались все солдаты и офицеры, прошедшие Великий Сибирский Ледяной Поход.

В Частых были разоружены и отконвоированы в Красноярск не менее 5000 человек - так закончилась ликвидация отступающих колчаковцев в селе

Бегство колчаковцев из Частоостровского пришлось на начало января 1920 года. Полковник Моисеев пишет: «Осенью 1919 года части Красной Армии быстро теснили колчаковцев на восток. В Красноярске вновь установилась советская власть.

Перед остатками колчаковской армии встала проблема - прорваться на восток, минуя восставший революционный Красноярск. Путь был один - обойти стороной по просёлочным дорогам. Поэтому от Стеклозавода и Емельянова разрозненные и деморализованные колонны белых бригад, полков и дивизий поворачивали налево и просёлками шли на Серебряково-Частоостровское. Некоторым частям удавалось переправиться на правый берег Енисея в районе Кубеково - Есаулово, но там оказывалось, что правый берег горист и уйти по нему на восток совершенно невозможно - приходилось вновь переправляться по льду на левый берег, в Частоостровское. Таким образом, в Частых соединялись два потока отступающих… Первыми в Частоостровском появились части каппелевского генерала Сахарова…».

Генерал-лейтенант Владимир Оскарович Каппель по приказу адмирала Колчака от 12 декабря 1919 года был назначен главнокомандующим войсками Восточного фронта. На него была возложена невыполнимая задача - попытаться как-то организовать беспорядочное бегство разрозненных частей практически переставшего существовать под Красноярском «белого движения» и вывести остатки их на восток.

Этот исход бывшие его участники - романтичные офицеры-белоэмигранты - назвали впоследствии в своих многочисленных мемуарах, изданных в Америке и Франции, Великим сибирским ледяным походом. В 2004 году избранные места этих мемуаров опубликовало московское издательство «Центрполиграф», и далее автор будет дополнять воспоминания полковника Советской армии Константина Ивановича Моисеева воспоминаниями царских офицеров. Моисеев вспоминает: «В ночь на 25 декабря (7 января по старому стилю) моему отцу, единственному бывшему в те дни в Частоостровском большевику, пришлось срочно на лошадях бежать в тайгу. А в Частых началось столпотворение: вступившие в село каппелевцы отбирали у населения коров и свиней, тут же резали их, переводили на мясо. Женщины сутками не отходили от печей - их заставляли печь хлеб и готовить пищу для солдат и офицеров. Мужчины все ушли в тайгу и прятались от мобилизации по заимкам. Каппелевцы отбирали все запасы сена, овса, муки, забирали лошадей и без оглядки бежали дальше…».

По иному описывает этот же день полковник А. Г. Ефимов, командир Ижевского конного полка, редактор «Вестника Общества ветеранов Великой войны в Сан-Франциско», в публикации 1974 года: «После короткого отдыха в Дрокино наш конный полк двинулся на село Частоостровское. Забрезжил рассвет, и наступил день 7 января, по старому стилю 25 декабря, праздник Рождества Христова. Вечером разместились на ночлег в богатом селе. Жители праздновали Великий праздник и радушно приняли нас. Накормили сытно и вкусно. Давно мы не видели отличного белого хлеба и сладких булок, жареных поросят, гусей, уток и прочего. Наши верные выносливые друзья-кони получили вдоволь сена и овса. К сожалению, отдых продолжался только четыре часа. Подходили другие части, и надо было чистить им место. Выступили в полночь… пошли по пути к устью речки Кан…».

А главнокомандующему Каппелю в эту ночь спать не пришлось. «6-го или 7 января 1920 года, - пишет в мемуарах полковник В. Вырыпаев, двигавшийся в одной колонне с главнокомандующим Каппелем, - в деревне Частоостровская было созвано совещание начальников отдельных частей». Это совещание проходило в доме церковного старосты Толстихина, где Каппель остановился на ночлег. Дом этот сохранился до наших дней. Ныне это летняя резиденция известного красноярского сосудистого хирурга Владимира Толстихина, правнука бывшего церковного старосты. «Опрос местных жителей установил, - писал в 1965 году бывший генерал-майор Ф. Пучков, - что существует зимний путь к г. Канску - вдоль рек Енисея и Кана, в обход угрожаемого участка пути…». «Решено было сделать обход по льду замерзающего Енисея, - вспоминал полковник Вырыпаев, - этот поход иногда задерживался стычками с местными повстанцами. Во время одной из таких стычек шедший немного сзади командир симбирских улан был так нервно потрясён, что до соприкосновения с противником приказал погрузить полковое знамя под лёд Енисея…».

Истории пламенных лет

«Партизаны их обстреливали из засад, - рассказывает далее полковник Константин Моисеев, - снежные дороги в сторону Куваршина и Барабанова были пробиты отступавшими колчаковцами прямо по целине шириной 15–20 метров. За несколько дней через Частые прошло не менее 20–25 тысяч каппелевцев. Ими были забиты все дома, бани. Жгли костры прямо на улицах - грелись. Наши жители немало натерпелись в эти дни и почти все остались безлошадными - лошадей реквизировали белогвардейцы…».

Сегодняшние частоостровские старожилы ничего уже не помнят о колчаковских временах и бегстве белых через село. Но всё-таки в разных вариациях мне рассказывали разные люди две передающиеся из поколения в поколение истории тех пламенных лет. Одна печальная и воистину пламенная: остановившиеся у одинокой вдовы офицеры вечером перепились и изнасиловали её малолетнюю дочь. Утром на месте дома вдовы нашли лишь обугленные трупы офицеров: вдова дождалась, когда пьяные офицеры уснут, подперла колом дверь и подпалила собственную избу. Ни саму вдову, ни её дочь с той поры никто не видел. Как не видели больше частоостровцы и разбитную солдатку, которая слюбилась с временным постояльцем и ушла за ним в бега, сыграв перед тем бурную свадьбу.

«А военных столкновений и жертв в Частых не было, - пишет Моисеев, - партизанский командир Гончаров, видимо, трезво оценивал обстановку и представлял, чем может закончиться боевая стычка в селе с хотя и разбитой, но всё же ещё достаточно хорошо вооруженной армией. И избегал контактов. Он нападал на отступавших подальше от населённых, и большое ему спасибо за то, что не подверг жителей опасности…».

Подводя итог недолгому пребыванию О. В. Каппеля в Частоостровском, генерал-квартирмейстер Ф. Ф. Пучков писал в журнале американских участников Сибирского ледяного похода «Вестник первопоходника» в мае 1965 года: «Утром 7 января Уфимская группа, штабы и конвой командующего выступили на север, следуя по левому берегу Енисея или же, временами, по льду реки…». Генерал Каппель и большинство его воинства отправились из Частоостровского в последний путь, который был определён командирами на ночном заседании в доме церковного старосты.

Крах и разоружение каппелевцев

Тем временем части 5-й Красной Армии под командованием Тухачевского сидели на хвосте у белогвардейцев. А партизаны Кравченко и Щетинкина теснили отступавших по линиям Минусинск - Ачинск и Минусинск - Красноярск. 8 января 1920 года партизаны, соединившись с Красной Армией, вошли в Красноярск. А по улицам Частых всё ещё убегали на восток оторвавшиеся от преследователей остатки колчаковских частей.

В начале января кое-кто из мужчин, скрывавшихся в тайге, тайком побывал дома.

8 января у нас в бане состоялось совещание наиболее надёжных и смелых односельчан. Возглавлял его мой отец. Присутствовали: И. С. Моисеев, О. А. Басин, Михаил Храмов, И. Галкин, Еремей Кужлев и отставший от колчаковцев прапорщик Г. И. Киселёв. Было решено поговорить с бывшими фронтовиками, на кого можно было опереться и доверить оружие. За день 9 января были оформлены боевые группы, вошли в связь с Есауловой, Куваршиной и с городом. Замысел разоружения и эвакуации пленных в военный городок был одобрен. Возвратившийся из города Кужлев доложил, что он договорился о том, что военный городок примет пленных и гарантирует им жизнь и безопасность. Привёз принципиальные инструкции и единый план действий и, главное, сообщил, что Колчак арестован в Иркутске.

Нужно было действовать, но как? Ведь с начинающими могли поступить, как в Барабанове с Барышниковым и Шалыгиным. Войско, хотя и измождённое и деморализованное, остаётся войском. И в их руках оружие и безнаказанность действий над безоружными. К вечеру 9 января Частоостровское вновь было заполнено отступавшими. Наша оперативная группа поодиночке прошлась по селу, послушала настроения солдат. А настроения оказались таковыми, что всем надоело это безнадёжное бегство, да ещё под пулями партизан. Посовещавшись, опергруппа решила приступить к переговорам. У нас на квартире стоял один из офицеров по фамилии Пирожков. Вот с этого Пирожкова и начали. Когда ему сообщили, что Красноярск уже советский и что впереди их ждёт тайга, в которой партизан гораздо больше, чем они встречали до сих пор, а Колчак уже арестован, он задумался. Тогда мы предложили сдаться и поселиться в казармах военного городка в Красноярске, где и солдатам, и офицерам командование Красной Армии гарантирует безопасность. Пирожков ответил, что, в принципе, он согласен и с обстановкой, и с условиями, но что он один не может решать этот вопрос и нужно ему посоветоваться с полковником Герагой. Пирожков пошел с моим отцом и прапорщиком Киселёвым (переодетым в крестьянскую одежду) к полковнику Гераге, который квартировал в доме у кузнеца И. М. Крежестяк. Герага выслушал делегацию и сказал, что он не верит в арест Колчака, в гарантию жизни и свободы. И уже сам изложил им, как видит сложившуюся обстановку. Но большинство офицеров, понимая безвыходность своего положения, согласились сдаться. И лишь один, выйдя на улицу, застрелился. С 12 часов ночи началась сдача оружия. Кужелев повёл первый обоз в военный городок. Начало было положено - человек 700 были разоружены. К трём часам ночи собрались частоостровские боевые группы. Прежде чем вручить им оружие, их проинструктировали, чтобы не было мародёрства или убийств. За нарушение - расстрел. И тут же отец был назначен председателем волисполкома, а Храмов - начальником обороны, прапорщик Киселёв - начальником штаба. П. С. Кощеев сдал свои полномочия волостного старшины новому председателю волисполкома И. С. Моисееву.

Колокол извещал о конфликте

После разоружения первого отряда белых Михаил Храмов разбил всех вооружённых мужиков на взводы: 5–6 взводов численностью по 25 человек, вооружённых винтовками, ручными и станковыми пулемётами. Были созданы две особые группы: первая - пулемётная (5–6 станковых пулемётов «максим»), вторая - конная разведка из 15–20 лихих парней. На колокольне был установлен круглосуточный наблюдательный пост с телефоном, связанным с крайним домом на низу - у Ломского. Там тоже был телефон. Поддерживалась связь и с Есауловой, Куваршиной и Красноярском. Как только наблюдатели замечали движущиеся в сторону села обозы, тотчас сообщали в штаб, а в ночное время эти же задачи выполняли конные дозоры. Навстречу обозам выезжали конные разъезды и в 2–3 километрах от села главному начальнику белых ставили ультиматум о разоружении и сдаче. А пулемётная команда, дежурившая в крайних хатах, занимала огневые позиции. Если впереди никакого конфликта не происходило, то с колокольни раздавался редкий звон в средний колокол, и все знали, что обоз принял условия капитуляции. В случае конфликта должны были дать частые удары в большой колокол. Это тревога, и надо принимать бой.

В конце 1919 года многочисленная белая армия отправилась в небывалый по протяженности переход-отступление от Барнаула до Читы. Последние ошибки Колчака и сибирская зима определили судьбу белого движения.

Сомневающиеся – домой

Эвакуация штаба Верховного Правителя из Омска и сдача последнего врагу, фактически лишили белую армию общего командного руководства. Моральное состояние воинских частей резко понизилось. Как вспоминал потом один из участников похода, поручик Варженский: «армия перестала быть тем, что называется армией, распавшись на отдельные части, с трудом, а порой и очень неохотно кооперирующие друг с другом». Вместе с солдатами эвакуировали административные учреждения, больницы, семьи военнослужащих, которым нельзя было оставаться. Весь этот «балласт» с домашним скрабом полностью лишал боеспособную часть армии способности маневрировать. Как описывают очевидцы, картина с каждым днем становилась все мрачнее: «Отступление Великой французской армии в 1812 году от Москвы, вряд ли хоть на сколько-нибудь приблизиться к испытаниям, постигшим всю ту почти миллионную массу людей, которые начали этот страшный Сибирский Ледяной поход в полудикой необъятной стране, при холоде в зимнее время до 50 градусов по Реомюру, и закончили его ничтожной цифрой живых свидетелей в 10-15 тысяч человек».

В этих условиях полного деморализованного состояния войск, отсутствия централизованного снабжения, когда даже сами генералы характеризовали свои отряды не более чем «вооруженное скопище людей», назначение командующим фронтом генерала Каппеля, пользовавшимся безграничным доверием солдат, стало первым шагом на пути спасения армии. Под его командование перешли части второй армии, связь с первой и третьей армиями была утрачена.

Первое, что он сделал – позволил всем колеблющимся и сомневающимся в успехе грядущего похода, остаться, сдаться большевикам или отправиться восвояси. Это на время решило проблему дезертирства. Численность армии резко сократилась, но также уменьшилась и вероятность перебежничества в более тяжелых условиях, когда один предатель мог стоить жизни многим солдатам. Боеспособность войск повысилось. В генерале Каппеле, который всегда делил со своими солдатами все невзгоды, видели благородного рыцаря, источник боевого духа. По воспоминаниям Варженского: «каждый участник Сибирского похода с гордостью называл себя каппелевцем, как и вся армия присвоила себе, впоследствии, наименование Каппелевской».

Смятение Колчака

В отличие от Владимира Каппеля, которому удалось сохранить армию, благодаря своей решимости, адмирал Колчак в последние месяцы перед арестом и расстрелом поражал своих подчиненных смятением и замешательством, которые и привели его, в конце концов, «на Голгофу».

Вначале он долго медлил с эвакуацией из Омска. Как писал потом генерал-лейтенант Дмитрий Филатьев, «еще полсуток промедления и необъяснимый страх Колчака покинуть Омск, мог привести к тому, что золото попало бы в руки к красным».
Но решение покинуть Омск, вовсе не привело Колчака вместе с царским золотом в Иркутск, где он мог возглавить управление. Вместо этого, он принял решение производить командование прямо с железной дороги: «Считаясь с необходимостью моего пребывания при армии, доколе обстоятельства того требуют, повелеваю образовать при мне и под моим председательством Верховное совещание, на которое возложить разработку общих указаний по управлению страной».
Таким образом, Колчак намеревался управлять страной и армией при помощи совещаний по телеграфу, что в сложившихся условиях естественно было невыполнимым. Как пишет, Филатьев: «В действительности, он не был ни при армии, ни при своем правительстве». Первая шла на санях по дикой Сибири, второе уже давно заседало в Иркутске.

Впоследствии выяснилось, откуда у Колчака были такие опасения перед отъездом в Иркутск, куда он отказывался ехать под любым предлогом. Очевидно, во время его телефонных переговоров с советом министром зашла речь об отречении и передачи власти. По мнению его ближайших сподвижников, это бы лишь юридически оформило то положение, в котором на тот момент оказался адмирал, находясь в своем поезде как бы «между небом и землей».

Свою роль сыграло и опасение Колчака за золото, которое везли в том же поезде. Перевезти его на санях было невозможно, а двигаться дальше по железной дороге при враждебно настроенных чехах, которые на тот момент практически поставили пути под свой контроль, было небезопасно. По мнению Филатьева, поехав бы в свое время Колчак сразу же в Иркутск, вместе с министрами, золото удалось бы сохранить, а адмирал бы уцелел. Кто знает, может и весь исход событий был бы другим.
Но история не знает сослагательного наклонения. Своевременному отречению и присоединению к своей армии, Колчак предпочел промедление, которое в итоге вылилось в падение совета министров в Иркутске, предательство чехов и, в конце концов, выдачу адмирала революционному правительству.

Трагедия под Красноярском

Тем временем, сибирская армия встретила свое первое и самое тяжелое испытание. В декабре 1919 – начале января 1920 года войска вместе с беженцами подошли к Красноярску. К тому времени последний оказался занят сильным отрядом партизан Щетинкина, бывшего штабс-капитана из фельдфебелей. Как рассказывали участники похода: «он состоял из отличных стрелков-охотников, о которых говорили, что они чуть ли не за версту бьют без промаха в глаз». Положение ухудшало и то, что на сторону красных перешел белый генерал Зиневич, командующий Средне-Сибирским корпусом 1-й Сибирской армии, со всем своим гарнизоном. Таким образом, в Красноярске сконцентрировались сильные боевые части против изнуренных, морально подавленных и плохо вооруженных частей Сибирской и Волжской армий.

Попытка взять штурмом Красноярск закончилась лишь потерями со стороны каппелевцев. Единого плана прорыва через войска красных не было, в итоге, начальники отдельных частей действовали обособленно, без связи с другими. Общей идеей было лишь то, чтобы обойти Красноярск с Севера и проскользнуть за Енисей. Потери были колоссальными. Как пишет Варженский, у Красноярска, если брать в расчет всех эвакуирующихся, потери составили не меньше 90 процентов всей движущейся массы. Из почти миллионной толпы осталось 12-20 тысяч человек. Так под Красноярском, де-факто, рухнула последняя надежда возобновить дальнейшую борьбу. Этим и закончился первый этап Ледяного Сибирского похода.

Переход по реке Кан

За Красноярском отступающих ждал не менее тяжелый участок пути по незамерзшей реке Кан, тянувшийся до Иркутска. Решение идти этим коротким путем принял сам Каппель, несмотря на то, что дорога до Иркутска по Енисею и Ангаре представлялась более безопасной. Как писали очевидцы: «Получился небывалый в военной истории 110-вёрстный переход по льду реки, куда зимою ни ворон не залетает, ни волк не забегает, кругом сплошная непроходимая тайга». Решение стоило генералу жизни. Под глубокими сугробами скрывались полыньи, образовавшиеся из-за горячих источников в тридцатипятиградусный мороз. Люди двигались в темноте, то и дело, проваливаясь под лед. Это случилось и с Каппеля, который во время перехода провалился в полынью и отморозил ноги. После ампутации пошло заражение, которое усугублялось воспалением легких.

Каппель завершил переход, продолжая командовать армией, будучи уже не в состоянии самостоятельно держаться на лошади – его привязывали к седлу. Его последним решением был штурм Иркутска, освобождение адмирала Колчака и создание в Забайкалье нового фронта по борьбе с революцией. Он умер 26 января 1920 года, так и не узнав, что ни одному из его планов было не суждено сбыться.
После его смерти командование перешло к его заместителю, генералу Войцеховскому. Его главной рекомендацией перед солдатами служило уже то, что сам Каппель назначил его приемником. Узнав о расстреле Колчака, он отказался от идеи штурмовать Иркутск, что привело бы к бесполезным потерям, и взял путь в Забайкалье.

Опустевшие деревни

Помимо холода и настигающих красных отрядов, у колчаковской армии оказался еще один враг – местное население. Как пишет участник похода Варженский: «Простые люди, распропагандированное большевиками, относи¬лось к нам враждебно. Питание и фураж достать было почти невозмож¬но. Деревни, которые попадались нам на пути, порою бывали совершенно пусты». Жители бежали от белой армии в лесистые горы так же, как когда-то целые деревни опустевали на пути отступающего Наполеона. По Сибири ходили слухи о зверствах белой армии, которые распространяли скачущие впереди каппелевцев большевистские пропагандисты. В поселках оставались лишь больные старики, не имеющие сил уйти в горы, да забытые собаки, которые «поджимая хвосты, боязливо и виновато жались к пустым хатам, даже не тявкая». Лишь некоторые ушедшие иногда оставляли «дань» - небольшой запас еды в домах, очевидно в целях хоть как-то задобрить «алчных солдат» и избежать разграбления жилища.

Чита, которую каппелевцы достигли после трех недель пути от копей, показалась отступающим землей обетованной. Варженский писал об этом долгожданном окончании пути: «В эту ночь спалось как-то неспокойно... Мешало приподнятое настроение - Чита, конец длинного, почти годового похода... страшного, изнурительного, с неописуемыми лишениями... Поход в тысячи верст... и вот она, эта сказочная «Атлантида», и из нее настоящие живые люди<...>из груди вырывается крик радости: «Земля!»”.

Под конец похода, каппеловская армия под командованием Войцеховского, составлявшая около 12 тысячи человек, смутно напоминала тот огромный отряд, который двинулся с берегов Камы и Волги. Как писал генерал Филатьев «Так сумел адмирал Колчак растратить доставшееся ему богатое имущество, без славы, без почестей, без ратных подвигов». Попытки возродить некогда сильнейшую армию окончились ничем. Вскоре, после ухода японцев с Забайкалья, белые войска отступили в Манчжурию, где были разоружены китайцами и без оружия перевезены в Приморскую область. Так закончился последний этап Сибирской борьбы. Возглавленное 18 ноября 1918 года адмиралом Колчаком дело потерпело полное крушение.

В конце 1919 года многочисленная белая армия отправилась в небывалый по протяженности переход-отступление от Барнаула до Читы. Последние ошибки Колчака и сибирская зима определили судьбу белого движения.

Сомневающиеся - домой

Эвакуация штаба Верховного Правителя из Омска и сдача последнего врагу, фактически лишили белую армию общего командного руководства. Моральное состояние воинских частей резко понизилось. Как вспоминал потом один из участников похода, поручик Варженский: «армия перестала быть тем, что называется армией, распавшись на отдельные части, с трудом, а порой и очень неохотно кооперирующие друг с другом». Вместе с солдатами эвакуировали административные учреждения, больницы, семьи военнослужащих, которым нельзя было оставаться. Весь этот «балласт» с домашним скрабом полностью лишал боеспособную часть армии способности маневрировать. Как описывают очевидцы, картина с каждым днем становилась все мрачнее: «Отступление Великой французской армии в 1812 году от Москвы, вряд ли хоть на сколько-нибудь приблизиться к испытаниям, постигшим всю ту почти миллионную массу людей, которые начали этот страшный Сибирский Ледяной поход в полудикой необъятной стране, при холоде в зимнее время до 50 градусов по Реомюру, и закончили его ничтожной цифрой живых свидетелей в 10—15 тысяч человек».

В этих условиях полного деморализованного состояния войск, отсутствия централизованного снабжения, когда даже сами генералы характеризовали свои отряды не более чем «вооруженное скопище людей», назначение командующим фронтом генерала Каппеля, пользовавшимся безграничным доверием солдат, стало первым шагом на пути спасения армии. Под его командование перешли части второй армии, связь с первой и третьей армиями была утрачена.

Первое, что он сделал - позволил всем колеблющимся и сомневающимся в успехе грядущего похода, остаться, сдаться большевикам или отправиться восвояси. Это на время решило проблему дезертирства. Численность армии резко сократилась, но также уменьшилась и вероятность перебежничества в более тяжелых условиях, когда один предатель мог стоить жизни многим солдатам. Боеспособность войск повысилось. В генерале Каппеле, который всегда делил со своими солдатами все невзгоды, видели благородного рыцаря, источник боевого духа. По воспоминаниям Варженского: «каждый участник Сибирского похода с гордостью называл себя каппелевцем, как и вся армия присвоила себе, впоследствии, наименование Каппелевской».

Смятение Колчака

Вначале он долго медлил с эвакуацией из Омска. Как писал потом генерал-лейтенант Дмитрий Филатьев, «еще полсуток промедления и необъяснимый страх Колчака покинуть Омск, мог привести к тому, что золото попало бы в руки к красным».
Но решение покинуть Омск, вовсе не привело Колчака вместе с царским золотом в Иркутск, где он мог возглавить управление. Вместо этого, он принял решение производить командование прямо с железной дороги: «Считаясь с необходимостью моего пребывания при армии, доколе обстоятельства того требуют, повелеваю образовать при мне и под моим председательством Верховное совещание, на которое возложить разработку общих указаний по управлению страной».
Таким образом, Колчак намеревался управлять страной и армией при помощи совещаний по телеграфу, что в сложившихся условиях естественно было невыполнимым. Как пишет, Филатьев: «В действительности, он не был ни при армии, ни при своем правительстве». Первая шла на санях по дикой Сибири, второе уже давно заседало в Иркутске.

Впоследствии выяснилось, откуда у Колчака были такие опасения перед отъездом в Иркутск, куда он отказывался ехать под любым предлогом. Очевидно, во время его телефонных переговоров с советом министром зашла речь об отречении и передачи власти. По мнению его ближайших сподвижников, это бы лишь юридически оформило то положение, в котором на тот момент оказался адмирал, находясь в своем поезде как бы «между небом и землей».

Свою роль сыграло и опасение Колчака за золото, которое везли в том же поезде. Перевезти его на санях было невозможно, а двигаться дальше по железной дороге при враждебно настроенных чехах, которые на тот момент практически поставили пути под свой контроль, было небезопасно. По мнению Филатьева, поехав бы в свое время Колчак сразу же в Иркутск, вместе с министрами, золото удалось бы сохранить, а адмирал бы уцелел. Кто знает, может и весь исход событий был бы другим.
Но история не знает сослагательного наклонения. Своевременному отречению и присоединению к своей армии, Колчак предпочел промедление, которое в итоге вылилось в падение совета министров в Иркутске, предательство чехов и, в конце концов, выдачу адмирала революционному правительству.

Трагедия под Красноярском

Тем временем, сибирская армия встретила свое первое и самое тяжелое испытание. В декабре 1919 - начале января 1920 года войска вместе с беженцами подошли к Красноярску. К тому времени последний оказался занят сильным отрядом партизан Щетинкина, бывшего штабс-капитана из фельдфебелей. Как рассказывали участники похода: «он состоял из отличных стрелков-охотников, о которых говорили, что они чуть ли не за версту бьют без промаха в глаз». Положение ухудшало и то, что на сторону красных перешел белый генерал Зиневич, командующий Средне-Сибирским корпусом 1-й Сибирской армии, со всем своим гарнизоном. Таким образом, в Красноярске сконцентрировались сильные боевые части против изнуренных, морально подавленных и плохо вооруженных частей Сибирской и Волжской армий.

Попытка взять штурмом Красноярск закончилась лишь потерями со стороны каппелевцев. Единого плана прорыва через войска красных не было, в итоге, начальники отдельных частей действовали обособленно, без связи с другими. Общей идеей было лишь то, чтобы обойти Красноярск с Севера и проскользнуть за Енисей. Потери были колоссальными. Как пишет Варженский, у Красноярска, если брать в расчет всех эвакуирующихся, потери составили не меньше 90 процентов всей движущейся массы. Из почти миллионной толпы осталось 12-20 тысяч человек. Так под Красноярском, де-факто, рухнула последняя надежда возобновить дальнейшую борьбу. Этим и закончился первый этап Ледяного Сибирского похода.

Переход по реке Кан

За Красноярском отступающих ждал не менее тяжелый участок пути по незамерзшей реке Кан, тянувшийся до Иркутска. Решение идти этим коротким путем принял сам Каппель, несмотря на то, что дорога до Иркутска по Енисею и Ангаре представлялась более безопасной. Как писали очевидцы: «Получился небывалый в военной истории 110-вёрстный переход по льду реки, куда зимою ни ворон не залетает, ни волк не забегает, кругом сплошная непроходимая тайга». Решение стоило генералу жизни. Под глубокими сугробами скрывались полыньи, образовавшиеся из-за горячих источников в тридцатипятиградусный мороз. Люди двигались в темноте, то и дело, проваливаясь под лед. Это случилось и с Каппеля, который во время перехода провалился в полынью и отморозил ноги. После ампутации пошло заражение, которое усугублялось воспалением легких.

Каппель завершил переход, продолжая командовать армией, будучи уже не в состоянии самостоятельно держаться на лошади - его привязывали к седлу. Его последним решением был штурм Иркутска, освобождение адмирала Колчака и создание в Забайкалье нового фронта по борьбе с революцией. Он умер 26 января 1920 года, так и не узнав, что ни одному из его планов было не суждено сбыться.
После его смерти командование перешло к его заместителю, генералу Войцеховскому. Его главной рекомендацией перед солдатами служило уже то, что сам Каппель назначил его приемником. Узнав о расстреле Колчака, он отказался от идеи штурмовать Иркутск, что привело бы к бесполезным потерям, и взял путь в Забайкалье.

Опустевшие деревни

Помимо холода и настигающих красных отрядов, у колчаковской армии оказался еще один враг - местное население. Как пишет участник похода Варженский: «Простые люди, распропагандированное большевиками, относи¬лось к нам враждебно. Питание и фураж достать было почти невозмож¬но. Деревни, которые попадались нам на пути, порою бывали совершенно пусты». Жители бежали от белой армии в лесистые горы так же, как когда-то целые деревни опустевали на пути отступающего Наполеона. По Сибири ходили слухи о зверствах белой армии, которые распространяли скачущие впереди каппелевцев большевистские пропагандисты. В поселках оставались лишь больные старики, не имеющие сил уйти в горы, да забытые собаки, которые «поджимая хвосты, боязливо и виновато жались к пустым хатам, даже не тявкая». Лишь некоторые ушедшие иногда оставляли «дань» - небольшой запас еды в домах, очевидно в целях хоть как-то задобрить «алчных солдат» и избежать разграбления жилища.

Конец пути

Благодаря партизанам, которые, по мнению участников похода, были из местных каторжников, последний рывок пути от Черемховских копей до Читы (приблизительно 280 км), оказался «чуть ли не физически и морально труднее всего остального пути». Партизаны выбивались из сил, чтобы отступающие понесли как можно больше потерь. «Скрытой войне» благоприятствовала местность, в особенности, горные ущелья и скалы.

Чита, которую каппелевцы достигли после трех недель пути от копей, показалась отступающим землей обетованной. Варженский писал об этом долгожданном окончании пути: «В эту ночь спалось как-то неспокойно... Мешало приподнятое настроение — Чита, конец длинного, почти годового похода... страшного, изнурительного, с неописуемыми лишениями... Поход в тысячи верст... и вот она, эта сказочная «Атлантида», и из нее настоящие живые люди<...>из груди вырывается крик радости: «Земля!»”.

Под конец похода, каппеловская армия под командованием Войцеховского, составлявшая около 12 тысячи человек, смутно напоминала тот огромный отряд, который двинулся с берегов Камы и Волги. Как писал генерал Филатьев «Так сумел адмирал Колчак растратить доставшееся ему богатое имущество, без славы, без почестей, без ратных подвигов». Попытки возродить некогда сильнейшую армию окончились ничем. Вскоре, после ухода японцев с Забайкалья, белые войска отступили в Манчжурию, где были разоружены китайцами и без оружия перевезены в Приморскую область. Так закончился последний этап Сибирской борьбы. Возглавленное 18 ноября 1918 года адмиралом Колчаком дело потерпело полное крушение.