(Читано в Историко-филологическом Обществе при Нежинском институте).

Слезами и кровью написана история еврейского народа со времени потери им своей политической самостоятельности. В течение 18 столетий жизнь этого народа представляет собою беспрерывную Одиссею, бесконечный мартиролог, цепь жгучих страданий, одно мучительнее другого. Правда, жизнь евреев в первые века христианства изобилует светлыми, отрадными фактами, свидетельствующими о том, что и Израиль ведал лучшие дни, что и с ним обращались по-человечески. Но за то с наступлением эпохи Крестовых походов для евреев настали очень горькие и тяжелые времена. При господстве в то время грубого невежества и фанатизма, разъяренная чернь, увлекаемая и разжигаемая каким-нибудь фанатиком веры или просто злоумышленником, желавшим поживиться насчет евреев, расправлялась с этими последними самым жестоким и бесчеловечным образом. Стоило только какому-нибудь фанатику или ловкому прощелыге взвести на евреев какую-нибудь небылицу, обвинить их в не существовавших преступлениях и направить на них невежественную толпу, и горько тогда доставалось несчастным евреям. Находилось ли государство под гнетом страшного бедствия; явилась ли повальная эпидемия, уносившая сотни и тысячи несчастных жертв; вспыхнул ли стихийный пожар, превративший цветущие селения в печальные развалины; случился ли голод со всеми его ужасными последствиями: никогда в таких случаях не доискивались истинных причин несчастья, а всюду и во всем видели проделки евреев и они то были козлами отпущения. Поэтому, на любой странице истории евреев в западной Европе глазам нашим представляются душу раздирающие картины массовых изгнаний, поголовных избиений, конфискаций имуществ и возмутительного грабежа. Одна только Русь представляет в этом отношении относительно счастливое исключение. Не смотря на то, что евреи проникли сюда при первых Рюриковичах, а, быть может, гораздо раньше еще, они не подвергались тут таким частым преследованиям и гонениям, не испытывали тех физических мучений и нравственных унижений, какие выпадали постоянно на долю их собратьев в Западной Европе. Но, говоря это, я отнюдь не думаю, что евреи на Руси наслаждались всегда полным благоденствием, что жизнь их протекала тут мирно и спокойно и не была нарушена вторжением буйной черни 2 . Я именно говорю относительно, потому что были такие печальные моменты в жизни евреев на Руси, которые кровавыми буквами занесены в летописи этого народа и при одном воспоминании о которых сердце содрогается и кровь в жилах застывает. С особенной рельефностью в мартирологии евреев на Руси выделяются два таких момента, которые навсегда останутся свежи в памяти каждого из них и которые кровавым и зловещим заревом освещают темную, мало разработанную историю их в России. Это были минуты, в которые настрадавшаяся и натерпевшаяся толпа расправляется со своими врагами-евреями за вековые обиды и мучения самым ужасным и невероятным образом. Моменты эти известны под названием восстания казаков под предводительством Хмельницкого и движения гайдамаков под начальством Железняка и Гонты, или так называемая колиивщина 3 . Движение Хмельницкого и положение при нем евреев достаточно разработаны лучшими историческими силами у нас и заграницей. За то история колиивщины долго вовсе не исследовалась, но в последнее двадцатилетие очень посчастливилось истории гайдаматчины. В течение такого в сущности незначительного времени была открыта, разработана и издана масса документов, бросающих яркий свет на считавшиеся долго темными и запутанными вопросы. Самый главный вопрос о том, что вызвало на историческую арену печальное явление гайдаматчины, вопрос, возбуждавший очень долго самую ожесточенную полемику между русскими и поляками, желавшими взваливать ответственность за тяжесть совершенных гайдамаками преступлений одна на другую, – вопрос этот тщательно разработан и решен с честью для России. С этой последней снято теперь тяжкое обвинение в, том, что она, по словам польских историков, из политических соображений принимала активное участие в деле разжигания народных страстей, направленных к истреблению ненавистных им поляков. Обнародованные по этому вопросу документы 4 самым красноречивым образом доказывают, что Россия не только не брала под свое покровительство бунтовавших гайдамаков, не только не поощряла их притязаний, но учинила даже над ними самую жестокую расправу за все совершенные ими злодейства. Выяснено также с очевидной убедительностью, что гайдамацкие волнения не происходили на почве экономических неурядиц, не были последствием тяжелого материального гнета, тяготевшего будто бы тогда над гайдамаками 5 , а имели так сказать чисто духовный и религиозный характер 6 . Это была жестокая и отчаянная борьба между представителями двух друг другу ненавистных исповеданий, католицизма и православия, из которых первое насильственно и грубо навязывалось последователям другого 7 . Установлено положительно, что гайдамаки были не шайка кровожадных людей, живших грабежом и разбоем, как это утверждалось раньше 8 , действовавших без всякого определенного плана, но что они боролись за вполне определенную идею, заключавшуюся в желании завладеть Киевским воеводством или, по крайней мере, значительными частями его 9 . Теперь не подлежит больше сомнению также и то, что событие, совершившееся в 1768 году и казавшееся как бы отдельным, ничем не связанным 10 , эпизодом из жизни южно-русского народа, на самом деле стоит в непосредственной связи с целым рядом событий, происходивших в предшествовавшие времена и подготовивших, так сказать, событие 1768 г. 11 . Словом, главная причина, долго мешавшая беспристрастному и всестороннему выяснению запутанных вопросов по истории гайдаматчины и колиивщины, именно отсутствие необходимых документальных данных, на что в свое время сетовал профес. Антонович, теперь, благодаря обилию материала, обнародованного в последнее время, вполне устранена, и гайдаматчина таким образом принимает уже цельный и определенный характер и может считаться вопросом решенным и закрытым. Но, если достаточно установлены причины и мотивы, вызвавшие на свет Божий кровавую драму гайдаматчины, то страшный эпилог этой драмы, знаменитая уманская резня, которая в истории массовых народных преступлений займет очень видное место, эпилог этот, говорю я, не достаточно еще исследован, и в этом отношении историки колиивщины не сказали еще своего последнего слова. Дело в том, что из всех документов, заключающих в себе описание уманской резни, только один написан очевидцем печальной катастрофы под непосредственным впечатлением всего виденного и пережитого 12 . Остальные же были составлены в более или менее долгий промежуток времени после страшной резни, и поэтому сообщения их, написанные по воспоминаниям или по расспросам современников и старожилов, (как напр. записки Павла Младановича, Липпомана, Мощинского и Тучапского), страдают некоторой неправдоподобностью и явным противоречием. Кроме того, одно из таких описаний принадлежит перу человека заинтересованного, придающего событиям, предшествовавшим сдаче Умани, личный, тенденциозный характер. Я говорю о записках Вероники Кребс, дочери бывшего в 1768 году Уманского губернатора Младановича, несомненного виновника гибели стольких невинных жертв, которого дочь, однако, всячески выделяет и защищает, взваливая всю вину на бездеятельность конфедератов и др. А между тем этот Младанович своей излишней доверчивостью Гонте, своей абсолютной бездеятельностью, мешавшей и другим что ни будь делать на пользу обороны города, не мало способствовал овладению неприятелем Умани и происходившей там резне. Эта резня, по своим ужасающим размерам, по обилию пролитой крови, по громадному количеству несчастных жертв, ею поглощенных, по страшной экзальтированной народной ярости, обнаруженной толпой и превосходящей всякие границы вероятности, так ужасна и потрясающа, что самые ничтожнейшие и косвенные ее виновники должны быть тщательно отысканы и привязаны к позорному столбу истории. И так обнародованными до сих пор описаниями уманской катастрофы не исчерпываются, по моему, подробности о взятии Умани, не достаточно охарактеризована личность уманского губернатора, сыгравшего такую печальную роль в этой страшной трагедии. Кроме того в тех описаниях не указано на один пошлый и зверский его поступок, о котором речь будет ниже и который впоследствии был отчасти причиной гибели его. Всякое новое историческое сведение, непосредственно относящееся к уманской резне, заслуживает быть обнародованным. Вот соображения, по которым я, не вдаваясь в обсуждение вообще причин, породивших гайдамацкое движение, решил дать в русском переводе найденный покойным магистром Гурляндом в азиатском департаменте и изданный после его смерти написанный на еврейском жаргоне документ, относящийся к истории колиивщины 13 . Автор мемуара, бывший печальным зрителем разыгравшейся уманской трагедии, спасшийся от угрожавшей ему гибели, описывает под свежим впечатлением всего виденного и пережитого подробности уманской резни, ставшей такой печальной для многих его единоверцев. Документ этот поражает очевидностью сообщаемых им фактов и заслуживает, по моему, большего доверия, чем изданные до сих пор польские записки, заключающие в себе описание уманской резни, так как он написан без всяких предвзятых политических тенденций, а передает только факты, как они происходили, не придавая им своей собственной, личной окраски. Притом он освещает некоторые запутанные подробности, предшествовавшие сдаче города. Автор мемуара, нельзя сказать, чтобы отличался мастерством изложения и умением обрисовывать предметы яркими и резкими чертами; мемуар его уснащен массою излишних подробностей и повторений, тем не менее я решил ничего не выпускать и держаться, на сколько это возможно, буквального перевода. Надеюсь, что все интересующиеся историей колиивщины обратят на этот документ должное внимание и прочтут его с некоторым интересом. В заключение я должен обратить внимание кого следует на еще один пробел в истории гайдаматчины, который заслуживает быть пополненным. Я говорю о полном игнорировании исследователями этой эпохи вопроса об участии евреев в деле подготовления гайдамацких волнений на Украйне. Действительно, в то время, как о деятельности евреев в подготовлении движения Хмельницкого написано довольно много, тот же самый вопрос о роли евреев перед гайдаматчиной обойден полнейшим молчанием. По крайней мере нет, кажется, никаких более или менее явных указаний на тлетворное влияние, на предосудительные поступки евреев по отношению к гайдамакам. Даже главный виновник гайдамацких зверств, разжигавший расходившуюся толпу, Мотренинский архимандрит Мелхиседек Значко-Яворский, в своих жалобах и ламентациях на угнетение православных и православной церкви со стороны поляков, о евреях почти и не говорит 14 . А между тем было бы в высшей степени желательным выяснение вопроса о том, понесли ли евреи свое страшное наказание при движении гайдамаков заслуженно, как по крайней мере при Хмельницком, или они в данном случае были только бедными Макарами за чужие грехи, за грехи польские. Известно только то, что положение евреев на Украйне в то время было гораздо хуже и ужаснее положения поляков; постигшая их участь была печальнее участи последних. Убийства крестьянами евреев, говорит г. Шульгин 15 , происходили чаще убийств шляхты. Особенно часто они решались на убийство евреев, будучи пьяными. Убивать евреев было как бы обязательно. Евреи не знали, куда деваться. Никто не хотел защищать их от бушевавшей толпы. Евреи арендаторы вовсе не могли рассчитывать на пощаду. Поляки скорее могли, говорит другой историк гайдамачины 16 , спастись, чем евреи, потому что поляки находили защиту и в своих замках, и в своем вооруженном дворянстве и, наконец, в городской милиции 17 , в которой начальниками были поляки. За то евреи остались совершенно беззащитными. Много уже евреев успело погибнуть, пока гайдамаки двигали свои нестройные массы от Смелы до Лисянки. Вдали представлялись еще большие ужасы и поголовная смерть всему еврейскому населению. Обремененные большими семействами, в особенности беднейшие из них, не имели даже возможности куда-нибудь бежать. Сами гайдамацкие песни говорят, что им было легче справляться с жидами, чем с поляками, и гайдамаки прямо говорят, что они всем им снимут головы, начиная Борухом и кончая Нохимом. Вот каков был мартирологий евреев на Украйне тогда. Было ли это по заслугам – вот вопрос, который напрашивается на разрешение. Я, быть может, возвращусь еще к этому вопросу, а пока перейду к переводу вышеупомянутого еврейского документа. Автор, по-видимому, ведет свой рассказ с той минуты, когда Железняк пожелал померяться силами с Потоцкими, тогдашними владельцами Умани, и с этой целью он повернул свой отряд по направлению к Умани, куда, в добавок, влекло его богатство города. Вот содержание документа 18 .

«Господи Милосердный! Доколе Ты будешь спокойно взирать на несчастья, постигающие Твой избранный народ... Это бедствие стоило жизни очень многим евреям... Ибо один буян 19 из Тетиева явился в город 20 и умертвил более четырехсот человек. Затем они (?) принялись за находившихся в городе евреев и истребили их в количестве 5,000 человек... Многие хотели купить себе жизнь ценою дорогого выкупа, но это не помогло; и кто только мог бежать – бежал. Первою несчастною жертвою сделалась женщина, гнавшая на рассвете в поле скот. Буян, наткнувшись на нее, ударил ее своим ножом. Свидетельницей этого страшного зрелища была другая женщина торговка. Охваченная ужасом, она стремительно бросилась к находившимся в городе евреям... Последние, убедившись в неизбежности своей печальной участи, решили не отступать, хотя бы пришлось погибнуть 21 . Городской кантор, предвидя близкую смерть, побежал в микву 22 , облачился, как для молитвы подобает, плача и вопя, стал исповедоваться. Встретившись с буяном, он выхватил у него нож, и своими руками заколол себя, свою жену и детей. В понедельник, 5 Тамуза 23 , буяны подошли к Умани. В то время за городом находилось до четырехсот возов, полных мужчин, женщин и детей, которые и пали от руки буянов 24 . Находившиеся в городе евреи, понимая угрожавшую им опасность, стали вооружаться для обороны города 25 . Проникши в замысел евреев и убедившись, что ему придется считаться с крупною силою, разбойник 26 Гонта пустился на хитрость: он написал городскому раввину письмо, в котором слезно умоляя (о чем?), обещает евреям свои услуги и покровительство. Хитрость вполне удалась. Прочитавши письмо, раввин поверил словам Гонты, что таким способом (каким?) легко будет отделаться от опасного врага. Раввин выразив Гонте свою искреннюю благодарность за его благорасположение к евреям и от себя обещал ему большие подарки. Тогда же он и просил: Прими нас под защиту, мы же дадим каждому из твоего отряда по паре одежд; обманывать тебя не станем. А вельможа наш сделает и тебя вельможей и подарит тебе много сел и деревень 27 . Гонта, как оказалось, задумал злой умысел. При совещании его с Железняком, как овладеть городом, последний советовал поклясться в искренности, и город-де сдастся. Гонта последовал совету Железняка. И вот за три дня до вступлений в город он ложно присягнул взять евреев под свое покровительство; благодаря-то сему и было умерщвлено несколько тысяч евреев. В понедельник буяны подступили к городу и произвели страшный шум; было решено войти в город к вечеру. Тогда выстрелили из пушек, и городские ворота были заперты. В ту самую ночь к городу подошли (откуда) несколько тысяч (!) евреев, и все были перерезаны буянами. Во вторник, во время завтрака, они расположились близь города. Железняк посоветовал Гонте попытать счастье и написать комиссару города 28 письмо: напрасно ты споришь с нами; впоследствии ты сам останешься в дураках. Разве ты не знаешь, что последовал царский указ, повелевающий казнить всех евреев, находящихся в Польше; в виду этого, не сопротивляйся и выдай нам евреев. Во всяком случае, впусти нас в город, а мы поставим тебя начальником над нами. Это письмо, действительно, произвело желанное впечатление. Комиссар решил, что для него рискованно восстановлять против себя Гонту по тому соображению, что если неприятель овладеет городом, тогда ни ему, комиссару, ни магнатам не будет пощады. И вот комиссар решил сдаться Гонте без всякого сопротивления, что де расположит Гонту в его пользу 29 . Но магнаты 30 , ксендзы и студенты 31 иначе отнеслись к миролюбивым заявлениям Гонты. Они стали у стен города и еще усерднее продолжали вооружаться. Чтобы показать Гонте, что без бою город не сдастся, и что для защиты его потребуют все средства, на сколько это будет возможно, осажденные в городе стали стрелять в неприятеля. Затем все разошлись. Евреи же стеклись в синагогу и стали умолять Всевышнего сжалиться над ними, ради невинных и безгрешных детей. Комиссар же сел на лошадь и, обнажив саблю, стал разгонять собравшихся у ворот города евреев и магнатов . «Не стреляйте, сказал он, ибо я заключил с ними перемирие». Узнав это, буяны еще ближе придвинулись к городу. Пан Марковский 32 , видя это, с криком набросился на комиссара, желавшего открыть неприятелю ворота... Ибо стоило только пану Марковскому захотеть, и ни одной разбойничьей ноги не осталось бы (?). Ты хочешь, говорил он комиссару, чтобы весь мир плакал и проклинал тебя. Убедившись, что слова его не подействовали на комиссара, пан Марковский прибежал к городским воротам с тем, чтобы стрелять в буянов. Но сюда поспешил комиссар и, желая лишить пушку возможности стрелять, заклепал ее. Тогда разъяренная толпа со страшным шумом ворвалась в город. Началась ужасная резня. Со всех сторон текли ручьи крови; были слышны только раздирающие душу крики тех, которых резали и которые умирали, проклиная Гонту. Со времени основания Польши не было еще такого несчастья, причинявшего такую мучительную смерть стольким полякам и евреям. Прежде всего они стали резать евреев, и никому не давали пощады. Несчастные дети умоляли разбойников дарить жизнь их родителям. Гонта велел умертвить их за это жесточайшим способом. Всех детей связали, колесовали и лошадьми их растоптали. Затем поймали они одну необыкновенной красоты девушку – отца ее звали рабби Моисей святой – и стали ее принуждать креститься, обещая подарить ей жизнь. Но она в страшном гневе стала говорить своим мучителям: «Изверги, как смеете вы принудить меня на такой отвратительный поступок; я предпочитаю лучше умереть». Ее привели к колодезю 33 и указали на набросанную туда кучу убитых... Они стали точить свои ножи, чтобы заколоть ее. Стоявшая невдалеке мать ее всячески ее ободряла и говорила: «Так, так, дочь моя, не забывай своего Бога, Бога дорогих предков наших». Буяны схватили и бросили ее живую в колодезь...

Оставшиеся в городе евреи сошлись в синагогу, желая найти убежище от лютого врага. Многие задабривали буянов деньгами и подарками; но те, получив деньги, их все таки убили. Все горько плакали и рыдали. Собравшиеся в синагоге евреи стали вооружаться. Среди них был один еврей, известный под именем рабби Лейб Шарогородский. Он воспылал гневом, месть закипела в нем и, схватив меч, он поразил им больше двадцати человек. Другой еврей заколол ножом своим нескольких человек. Буяны, убедившись, что таким образом (?) трудно овладеть евреями, подкатили к синагоге пушку и выстрелили. Стены с грохотом повалились... Это было в понедельник перед вечером. Несколько тысяч евреев погибло внутри и возле синагоги 34 . Одна несчастная женщина, обезумевшая от охватившего ее ужаса и волнуемая страхом видеть своих нежно любимых детей растерзанными, бросилась в реку и утонула. Во все это время буяны предавались необыкновенному пьянству и обжорству; все же имущество города было ими разграблено. Затем они отправились в ратушу и созвали туда всех оставшихся в городе купцов. Здесь обещали им жизнь, если только они добровольно отдадут все свое имущество. Купцы поверили и принесли что получше из вещей: золото, серебро и разные дорогие украшения. Когда все было снесено, их стали подвергать жесточайшей смерти: схватывали их за бороды и пейсы, и с высоты ратуши бросали вниз с такой силой, что кости разлетались. Уманский еврейский проповедник, будучи очевидцем страшного бедствия, обрушившегося над его несчастными единоверцами, спрятался со всем своим семейством в погреб, надеясь избежать хоть таким образом неминучей смерти; но несчастный горько обманулся: один буян забрался в погреб и одним взмахом топора отрубил ему голову... Затем погибло еще много мужчин и женщин; убитым и раненым не было счета... Уцелевшие евреи побежали в синагогу 35 и, раскрыв свиток Торы, стали умолять Бога сжалиться над ними. Но буяны явились и туда. Разложив на полу свиток Торы, они стали топтать его ногами и резать на нем евреев. Многие сами предпочли умереть за святыню; другие бросались под ножи буянов; третьи самих себя или друг друга закалывали... Некий рабби Гирш кантор сказал: «Братья! Я с радостью готов лишить себя жизни, но, Бог весть, удостоимся ли мы быть погребенными, так как буяны, по-видимому, ни одного из нас не оставят в живых»... Резня была так велика и ужасна, что кровь зарезанных стояла в синагоге повыше порогов 36 ... Потом буяны вынесли из синагоги все свитки Торы, разложили их по улицам города и верхом проезжали по ним... Трупы убитых евреев десятками (не гипербола ли это?) тысяч валялись по городу... Их подвергали мучительным истязаниям: рубили, кололи, четвертовали и колесовали, они же с радостью принимали смерть, а Богу своему все таки не изменили... Малюток отрывали от грудей своих матерей и колесовали 37 ... Один буян заколол на одном чурбане несколько сот евреев... Дети пострадали за грехи своих отцов и матерей. Валявшиеся трупы бросали за лишь (?) от города; ручьи крови всюду виднелись. Трупы сделались добычей свиней и собак. Резня эта продолжалась восемь дней. Спустя несколько времени, Гонта объявил приказ, что никто не смеет скрывать у себя еврея; кто ослушается, голова того будет рассечена. Около восьмидесяти вооруженных человек, незаметно пробрались в один погреб, намереваясь укрываться от бдительного ока неприятеля. Всякого буяна, попытавшегося туда проникнуть, убивали. Буяны, видя, что так им не овладеть погребом, принесли соломы, зажгли ее и бросили в погреб, отчего все находившиеся в погребе погибли в мучительных страданиях. Многие искали себе убежище среди огромных камней, покрывавших соседние поля, но и из них никто не уцелел. Таким образом (каким?) они закалывали и детей. Мучимые страшным голодом, приходили они к своим палачам просить хлеба; хлеба им действительно давали, но сейчас же и убивали. Словом, напрасно я напрягу свои усилия описывать вам весь ужас обрушившегося на нас несчастья... Было пролито столько невинной крови, что следы ее виднелись далеко за городом. По вступлении в город Гонта велел вогнать в костел всех магнатов , должностных лиц и комиссара 38 . Вокруг костела поставили многочисленную стражу оберегать все входы и выходы. Гонта приказал зорко следить за тем, чтобы никто не мог ускользнуть. Некоторые из магнатов обратились к стоявшему среди них комиссару с едкой насмешкой: «Ты, ведь, доброжелатель наш и с Гонтой очень дружен; посоветуй же, как нам избегнуть теперь неминучей смерти». Но комиссар растерянно молчал; сознавал он, что и его конец близок. Вошедши в костел, Гонта схватил побледневшего комиссара, набросил ему аркан на шею, и самым позорным образом вывел его из костела: Гонта нарушил данную клятву. Все магнаты были умерщвлены. Комиссара раздели до нага, набросили ему на шею веревку и в таком виде водили его по всем улицам города. Затем ввели его в один дом, и Гонта дал ему стакан меду говоря при этом: «Пей, скорее! Подарок этот преподносит тебе твое любимое чадо». Гонта сел и всячески издевался над смущением комиссара. «Ты, ведь, клялся пощадить меня, сказал с укором комиссар Гонте». – «И ты ведь изменил своему слову, данному евреям, не выдавать их мне», гневно ответил Гонта. «За клятвонарушение одно тебе вознаграждение – смерть»! Явился буян, и комиссар пал мертвым 39 . Они оставались в городе до тех пор, пока все не было расхищено ими. Затем буяны рассеялись по близ лежащим деревням, желая лишить евреев возможности спасения. По дороге буяны наткнулись на сто возов евреев. Последние от страшного испуга не знали, куда деваться и, обезумев от обуявшего их ужаса, бросились в реку, и все утонули. Были там в то время два брата очень благочестивых. Многие советовали им спастись бегством, но они наотрез отказались и предпочли умереть лучше вместе с своими несчастными единоверцами. Два буяна приступили к братьям, отняли имевшиеся у них деньги, приговаривая: «переночуйте тут, а завтра утром мы переправим вас через реку». Ночью буяны вошли к ним в комнату, одного сейчас закололи, а другому, попытавшемуся бороться с ними, вонзили кинжал в грудь. Недовольствуясь этим, они вбили ему кол в голову. Окровавленный, издавал он такие раздирающие душу крики, что было слышно далеко за город. Евреи, искавшие спасения в бегстве в Балту, преследуемые мечом Гонты 40 , были настигнуты буянами не далеко от Балты, в количестве 70 человек; между ними были евреи из-под Занковы (?) При виде грозных врагов, они от испуга окаменели и не могли двинуться с места. Один грек предложил купить себе жизнь деньгами. Евреи отдали им имевшиеся у них 300 дукатов. Другой грек велел им сбросить с себя одежду, и когда требование это было исполнено, их всех умертвили. Это произошло 4 Тамуза 41 . Все место было усеяно валявшимися трупами. Один турок верхом прискакал в город и рассказал евреям обо всем, случившемся за городом. Евреи стали совещаться, как отдать последний долг убитым и похоронить их. Они отправились к старшему (какому?) и предложили ему 500 талеров за разрешение похоронить убитых. Старший согласился, а для защиты их от бродивших повсюду буянов, послал с ними двадцать турок. Два еврея, переодевшись турками, сопровождали их. Среди кучи убитых они нашли одну изувеченную женщину, которая едва слышным голосом рассказала им о происходившей ужасной резне. Ее перевели в город, где она вскоре и скончалась. Искавшие спасения в Балте жестоко обманулись. Гонта послал за ними в погоню несколько пушек и 500 человек, под начальством одного старшего, по имени Шила 42 , вид которого производил впечатление кровожадного зверя. По вступлении в город они предавались пьянству и обжорству. Шило послал четырех человек узнать, с какою силою ему придется тут считаться. По дороге они натолкнулись на двух юношей, которых и хотели убить. На помощь юношам явился старший (?), и буяны, получив с него деньги, выпустили свою добычу. «Кто послал вас сюда», обратился старший к ним с вопросами. – «Мы посланы сюда для того, чтобы во всей Польше не оставить в живых ни еврея, ни поляка», ответили они. В таком случае, сказал старший, я не выдам вам ни одного из них; без ведома турка (?) я не могу бросить их на произвол. Если даже вы представляете собою царскую рать, то и тогда, согласно существующим законам, вы без разрешения не смеете близко подходить к городу (?). Буяны хранили глубокое молчание; они все обдумывали, как им все-таки овладеть евреями. Пробыли они в городе три дня, в течение которых предавались беспрерывным попойкам и кутежам. Во все это время евреи нисколько не пострадали. Начальник города всячески ободрял и утешал евреев, обещая защищать их до последней возможности. «Татары (?) тоже скоро явятся на помощь вам», – говорил он. Начальник одновременно принимал подарки, как от евреев, так и от буянов, от чего евреи совершенно потерялись и пали духом, видя в этом (в чем?) кару Божью за то, что они, имея возможность бежать, оставались, однако, целых три дня в одном городе с буянами. В четверг татары в количестве 80 всадников вошли в город. При виде татарской рати, буяны испугались и друг другу говорили, что татары явились с тем, чтобы сражаться с ними. Немедленно отправились они к своему старшему, советуя ему скорее оставить город. В одну минуту их не стало в городе. Татары вошли в польский город 43 , и встретились там неожиданно с христианами, и татары некоторым из них отрубили головы. Остальные христиане побежали к буянам и рассказали, что татары начинают входить в Польшу (?!) – Известие это сильно разгневало буянов, и они возвратились, чтобы вступить в бой с татарами, а против евреев они послали несколько пушек. – Ожесточенная битва между татарами и буянами продолжалась полдня, в который некоторые евреи решили уйти из города. Евреи же, возлагавшие надежды на татар, остались в городе, и все погибли. Евреи, убежавшие из города, попали в руки татарам, и все были перерезаны. (Татары отомстили евреям, вероятно, за малодушие и за постыдное бегство из города). Многие действительно спаслись, но все их имущество погибло... Ужасные муки и пытки, которым подвергались евреи, не поддаются буквально никакому описанию. Евреи, убежавшие в татарские земли, по прибытии в Бендеры, были взяты в плен. Многие от истощения и бессилия погибли в дороге; некоторые умерли от голода и жажды; часть утонула в Днестре, а несчастный остаток был взят в плен и исполнял тяжелые работы на барщине. Евреи, жители других городов, не переставали надеяться, что Бог рано или поздно отомстит разбойникам за невинно пролитую кровь. Это (?) продолжалось три недели, в течение которых во всей Украйне и Побережье не осталось ни одного еврея, ни поляка. После всего этого, буяны решили увеличить свои силы, умножить свои пушки и отправиться войною на Польшу с целью истребить всех евреев и поляков и опустошить всю польскую землю. Бродские евреи, узнав о несчастье, обрушившемся над украинскими евреями, отправились в Шарогород к генералу Браницкому 44 и стали умолять его превратить злодейства и заступиться за несчастных евреев, обрекаемых на жестокие муки и страдания. Генерал внял мольбе евреев; утешал их и обещал воздать буянам по заслугам 45 . С этой целью он двинул туда свои войска. Генерал отправил в Умань несколько сот человек, приказав им пробраться незаметно в город. Вступивши в город, генеральское войско отнеслось очень дружелюбно к находившимся там буянам и вместе с ними предавалось необыкновенному пьянству. Генеральское войско похвалило буянов за то, что они так ловко расправлялись с евреями, и обещало при этом, что как только в город войдут ожидаемые войска, они вместе произведут поголовную резню евреев. Генерал велел приготовить веревки и виселицы. Со своими остальными войсками вошел он в город после; несколько сот человек под предводительством одного полковника 46 еще раньше генерала вошли в город. При виде страшной картины опустошения и убедившись, что буяны намерены производить новые бесчинства и насилия над евреями, полковник вспылил и с негодованием крикнул на них: «Кто позволил вам так жестоко убивать несчастных евреев?!». Поняв, что полковник не шутит, буяны обратились было в бегство, но немедленно были задержаны и перевязаны. С ожесточением и лютой яростью полковник стал бить и терзать их. «Мало с вас было произведенного грабежа, вы хотели еще опустошить всю Польшу!» – гремел голос полковника. «Царь не облекал вас властью проливать столько невинной крови». Затем генерал Браницкий приказал своим донцам окружить буянов и никому не давать возможности исчезнуть. Донцы с обнаженными саблями обступили буянов. Потом принялись за Гонту и причиняли ему неимоверные страдания. Его заковали в железные цепи и самым бесчеловечным образом били. Гонта поднял отчаянный вопль. «Недостоин я пощады, говорил он, т. к. я всегда был безжалостен к стонам и мольбам девиц и вдов, которых часто закалывал». «Одна несчастная вдова умоляла меня однажды оставить её в живых; в ответ я одним взмахом ноги выбил ей все зубы; по заслугам и мне воздадут». Браницкий приказал своим отрядам отправиться в деревню за возами. Москвичи (москали, вероятно) отправились и привезли возы. На каждый воз поместили по шести буянов; по дороге они смеялись и веселились, но как только они были приведены в город (какой?), смех их совершенно прошел. Пойманных буянов вешали по семи в каждой деревне. Гонгу приказано было генералом не вешать: его сначала подвергали ужасным пыткам. Потом его заключили в подземелье, и генерал послал в Шарогород за палачом. Когда палач явился, созвали всех евреев смотреть на печальный конец Гонты. Прежде всего с него железными гребнями сдирали кожу. Затем сделали железную корону, сильно накалили и надели ее Гонте на голову, говоря при этом: сегодня мы коронуем тебя в польские короли 47 Палачу, для поддержания и усиления обуявшего его зверства, давали пить водку. По временам палач прибегал и вырывал каждый раз по куску мяса из тела Гонты. Затем Гонта был на части разрублен.

У́манская резня́ (польск. Rzeź humańska) 10 июня (21 июня) 1768 года - кульминационный момент гайдамацкого восстания 1768 года, получившего название «Колиивщина». Сопровождалось массовым убийством, по разным оценкам, от 12 до 20 тысяч жителей города Умань и беженцев из его окрестностей (в том числе, евреев, поляков, русин-униатов).

• 1 Оборона и штурм города
• 2 Массовые убийства
• 3 Оценки числа жертв
• 4 Примечания
• 5 Литература

Оборона и штурм города

Узнав о приближении к городу гайдамаков, перешедший на сторону конфедератов польский губернатор Умани Рафал Младанович выслал против них находившийся в городе казачий отряд надворных казаков владельца Умани Салезия Потоцкого под командованием Ивана Гонты (сам Потоцкий был противником конфедератов, поэтому его в городе не было).

Но высланный навстречу гайдамакам Гонта перешёл на их сторону (возможно, причиной тому послужила, в том числе, двусмысленная позиция его «сюзерена» Потоцкого), и 18 июня 1768 года силы гайдамаков, соединившись с отрядом Гонты, подошли к Умани и осадили её.

Грекокатолики, поляки и евреи стреляли с городских стен в осаждавших из пушек и ружей, но отстоять город им не удалось, так как в кульминационный момент неопытные в военном деле осаждённые одновременно выстрелили из всех ружей и пушек. Штурм под покровом окутавшего крепость дыма был настолько стремителен, что никто из нападавших не был убит. Но в городе гайдамаки искали учеников украинской школы (униатского василианского духовного училища) и истребляли их..

Массовые убийства

Существует несколько версий последовавших затем событий.

Как отмечает историк С. М. Дубнов, когда гайдамаки ворвались в город, то они

Современник-еврей таким образом (с неизбежными преувеличениями) описывает зверства гайдамаков над евреями:

Однако, по свидетельству очевидцев, после взятия Умани гайдамаки вначале не были настроены кровожадно и были довольно благодушными, всего лишь разоружая осаждённых и никакого насилия в отношении украинцев и других нерусских не было.

Но тут, в какой-то момент к захватившим Умань гайдамакам неожиданно вышла делегация украинской василианской школы, которая в своей речи назвала благодушно настроенных повстанцев «вольными украинцами», «братьями» и обещала им, что их дети и их потомки будут учиться только в украинской школе. Сказанное было воспринято русскими повстанцами весьма негативно. Следует иметь в виду, что сам факт существования духовных и народных школ, неуклонно открывавшихся униатским духовенством с начала XVIII века, в том числе, в соответствии с решениями униатского поместного Замойского собора 1720 года, особенно на фоне существования польского «Проекта ликвидации Руси», которым, в частности, предусматривался переход, русинов («natio Ruthenica», русинского народа), как тогда называли последователей «руськой веры» (православного, а также грекокатолического обряда на славянском языке) призывали перейти не только в латинский обряд, но и в польскую национальность, рассматривался населением не как возможность «социального лифта» в существующей общественно-государственной системе, а как попытка воспитания, как назвал их несколько столетий спустя писатель Чингиз Айтматов, «манкуртов» - «Иванов, родства не помнящих», своеобразных польских янычаров. Почувствовав настроение гайдамаков, Гонта, якобы, приказал делегации прекратить такие речи, но те продолжили. итоге, повстанцы набросились на вышедших к ним преподавателей и учеников, что положило начало беспорядочной резне. Дальше описания зверств совпадают.

По свидетельству очевидцев (в отличие от описания в поэме Шевченко «Гайдамаки» (укр.)русск.), Гонта делал всё возможное, чтобы остановить бойню, ему удалось спасти много невинных людей, особенно малолетних детей (в том числе, своего крестника, сына губернатора Младановича), которые ценились в то время и которых разобрали и воспитали в крестьянских семьях.

Также необходимо принять во внимание, что помимо поляков и евреев восставшие уничтожали и греко-католиков (униатов), а также «множество находившихся в услужении людей греческой веры» (из показаний Гонты), кроме того, ранее резня происходила в окрестных сёлах и местечках. Как показал на допросе Зализняк:

В конечном итоге, подобная жестокость негативно сказалась и на самих участниках резни, вызвав у них моральные страдания, а попавшие в их распоряжение деньги привели к массовым запоям и разложению. Поэтому Т. Г. Шевченко со слов деда и односельчан сильно раздул продолжительность восстания (до полугода). длительность восстания историки часто включают время тайных перемещений из окрестностей Матрониного монастыря сподвижников Железняка во все охваченные мятежом Барской конфедерации местности Украины), хотя оно продолжалось 10−14 дней. После известий о выступлении в поход запорожцев, среди которых было много старообрядцев, боялись, что они отомстят за убитых, поэтому отряды немедленно разошлись по домам.

В то же время другие гайдамацкие отряды убивали поляков и евреев в Подолии и на Волыни - в Фастове, Животове, Тульчине и других местах.

Оценки числа жертв

По оценкам, резня унесла жизни около 20 тысяч поляков и евреев. Согласно Географическому словарю Польского королевства «счёт трупов польских шляхтичей доходил до 15 тысяч». Тадеуш Корзон в работе Внутренняя история Польши при Станиславе Августе утверждал, что «в самой Умани погибло по минимальным оценкам 5000 душ». Значительно меньшее число убитых (2 тысячи) указывает американский историк Пол Роберт Магочий, а канадский историк Орест Субтельный просто пишет о тысячах «жестоко убитых» жертв. Польский историк Владислав Серчик (польск.)русск. утверждал в 1972 году, что количество погибших в Умани невозможно точно установить. Однако, в качестве оценки он говорит о 12 тысяч жертв: 5 тысяч убитых шляхтичей и 7 тысяч евреев. Это только оценка, но в чём автор уверен, так это в том, что «стоит считать не в сотнях, а в тысячах. более современной работе, Владислав Серчик говорит о «нескольких тысячах» жертв.

Примечания

1. 1 2 Антонович В. Уманский сотник Иван Гонта // Впервые: «Киевская Старина» - К.:, 1882. - Кн. 11. С. 250−276; Львов, 1897 «Руська історична бібліотека», - Т. XIX (укр.); Антонович В. Б. Моя сповідь: Вибрані історичні та публіцистичні твори / Упор. О. Тодійчук, В, Ульяновський. Вст. ст. та коментарі В. Ульяновського. - К.: Либідь, 1995. - 816 с. («Пам’ятки історичної думки України») - ISBN 5-325-00529-4 - цит. по «Ізборник» (litopys.org.ua) (Проверено 5 января 2013)
2. 1 2 Мост между Востоком и Западом: Исторический очерк // Сайт «Российская Католическая Церковь Славяно-Византийского обряда» (rgcc.narod.ru) (Проверено 12 марта 2013)
3. Описание бедствия, постигшего Умань и всю Украину в 1768 году = Opisanie kleski Humanskiej i calej Ukrainy, w roku 1768 poniesionej (польск.) // «Киевская старина»: журнал. - К., 1882. - № 3. Архивировано из первоисточника 16 марта 2013.
4. Дубнов С. М. Краткая история евреев.
5. К истории Уманской резни//Киевская старина, № 11, 1895
6. 1 2 Записки Михаила Чайковского (Садык-паши) // «Киевская старина», 1891. - № 1.
7. Русин. Второе нашествие янычар: История создания «национально свидомых» 2005 // Информационно-аналитический сайт «Альтернатива» (alternatio.org) 05 Июля 2011.; онлайн.
8. Цит. по: Олесь Бузина. За кулисами уманской резни.
9. Władysław Wielhorski. Ziemie ukrainne Rzeczypospolitej - Londyn, 1959. - s. 70.
10. «Encyklopedia Kresów», praca zbiorowa - 2010. - s. 151.
11. Stanisław Grodziski, «Wielka Historia Polski. Polska w czasach przełomu (1764−1815)» - Kraków, 2001. - s. 49, 51.
12. «Dzieje Polski. Kalendarium» / pod red. Andrzeja Chwalby - Kraków 1999. - s. 439.
13. «Kronika Polski», praca zbiorowa - Warszawa 200(?). - s. 352.
14. Stanisław Bogusław Lenard, Ireneusz Wywiał. «Historia Polski w datach» - Warszawa: wyd. PWN, 2000. - s. 274−275.
15. Lucyna Kulińska. Ihrowica - zabili nas w Wigilię // «Wiedza i Życie. Inne oblicza historii» - nr 6/2010. - s. 17.
16. Słownik Geograficzny Królestwa Polskiego - Warszawa, 1882. - t. III. - s. 214.
17. zaś «urzędnicy sądowi podług akt liczyli ofiar rzezi nie więcej niż 5.000» - Korzon Tadeusz. Wewnętrzne dzieje Polski za Stanisława Augusta − wyd. II. - Kraków-Warszawa, 1897. - t. 1. - s. 197−198.
18. Magocsi R. P. A History of Ukraine - Seattle: University of Washington Press, 1997. - s. 300.
19. Subtelny O. Ukraine. A history - Toronto: University of Toronto Press, 1988. - ISBN 0-8020-5808-6. - s. 193.
20. Serczyk Władysław. Hajdamacy - Kraków: Wydawnictwo Literackie, 1972. - s. 329.
21. «rzeź, w której zginęło kilka tysięcy szlachty, Żydów i księży unickich» - Serczyk Władysław. Historia Ukrainy − Wyd. III. - Wrocław-Warszawa-Kraków: Wyd. Ossolineum, 2001. - ISBN 83-04-04530-3. - s. 152.

Литература

• Simon Dubnow, Israel Friedlaender. History of the Jews in Russia and Poland - Avotaynu Inc, 2000. - ISBN 1-886223-11-4. - p. 88. (англ.)

уманская резня бензопилой, уманская резня в, уманская резня смотреть, уманская резня фильм

Гайдамаки

Колиивщиной принято называть восстание гайдамаков, развернувшееся в 1768 году на Правобережной Украине, в городе Умань. Гайдамаками, в свою очередь, окрестили тех, кто состоял в вооруженных отрядах, нередко промышлявших разбойничеством. Сами же участники этих объединений говорили, что они вольные казаки, и не признавали вариантов именования, сигнализировавших об их разбойнической деятельности («hajdamak» с турецкого языка переводится как «разбойник»).

Лагерь гайдамаков

Известно несколько крупных гайдамацких восстаний в Речи Посполитой, последним из которых и стала Колиивщина. В качестве причины этого события историки обычно называют угнетение со стороны властей — как политическое и экономическое, так и религиозное.

«Золотая грамота»

В 1768 году запорожский атаман Максим Железняк во всеуслышание заявил, что Екатерина II якобы призывает вольных казаков выступить против угнетателей православия. Также он убеждал всех, будто у него в распоряжении есть указ императрицы — так называемая «Золотая грамота», в которой этот призыв и зафиксирован. Гайдамаки поверили Железняку, и многочисленный отряд, устроив погромы и резню в местечках Жаботин и Лисянка, двинулся в сторону города Умани. Также к ним присоединился отряд Ивана Гонты, изначально направленный на подавление восстания.

Максим Железняк

Уманская резня

Оборона Умани длилась недолго: 18 июня повстанцы подошли к городу, а спустя три дня уже взяли его штурмом. Насчет последствий резни, развернувшейся в городе, у историков нет единого мнения. Сохранились свидетельства современников, однако принято считать, что они необъективны, и сведения о количестве жертв в них преувеличены. Например, один из очевидцев описывал резню в Умани следующим образом:

«Трупы убитых евреев десятками тысяч валялись по городу… Их подвергали мучительным истязаниям: рубили, кололи, четвертовали и колесовали, они же с радостью принимали смерть, а Богу своему всё-таки не изменили… Малюток отрывали от грудей своих матерей и колесовали… Один буян заколол на одном чурбане несколько сот евреев… Дети пострадали за грехи своих отцов и матерей. Валявшиеся трупы бросали за лишь от города; ручьи крови всюду виднелись. Трупы сделались добычей свиней и собак. Резня эта продолжалась восемь дней. Спустя несколько времени, Гонта объявил приказ, что никто не смеет скрывать у себя еврея; кто ослушается, голова того будет рассечена».

Иван Гонта

Под горячую руку разъяренных гайдамаков попадали представители различных конфессии и национальностей: пострадали и евреи, и поляки, и греко-католики. Однако Умань была не единственным очагом восстания. Похожие события происходили в Подолье и на Волыни.

Приговоры

Восстание завершилось настолько же стремительно, как и началось. Не успел закончиться июнь 1768 года, а предводители повстанцев уже были арестованы. Ивана Гонту долго и мучительно пытали, а затем казнили. Максима Железняка ждала другая участь: «Колесовать и живого положить на колесо, но вместо того, отменя оное… бить кнутом, дать сто пятьдесят ударов и, вырезав ему ноздри и поставив на лбу и на щеках указные знаки, сослать в Нерчинск, в каторжную работу вечно». Осенью того же года Железняк попытался бежать, однако был схвачен. Дальнейшая судьба предводителя гайдамаков туманна: кто-то считает, что вскоре он погиб в заключении, другие же уверены, что Железняк вновь бежал и даже принял участие в восстании Пугачева.

В разрез с «проевропейским» курсом нынешнего официального Киева. Правда, один остроумец заметил, что тогда еще не существовало понятия «права человека». Это, дескать, несколько извиняет жестокость и гайдамаков, и прочих борцов за народ радикальными методами, живших в далеком прошлом.

Но, по моему мнению, дело не в наличии или отсутствии юридических терминов. И в 1768 году, и значительно раньше, хорошо понимали, что такое милосердие, и чем оно отличается от зверства. Кровавые подвиги Зализняка и Гонты и не менее лютая расправа над ними показывают, до какого остервенения могут дойти люди в том месте, где столетиями накапливается национальная, религиозная и социальная несправедливость, которую власть имущие упорно не хотят замечать. Примерно так же, как в Речи Посполитой при ее последнем короле, когда произошла Уманская трагедия, пухнет эта несправедливость и в современной Украине. А потому память о гайдаматчине по-прежнему актуальна.

Уже после подавления восстания его главного предводителя, называвшего себя «полковником Зализняком», но при этом не умевшего даже подписаться, допросили в канцелярии Каргопольского карабинерного полка. «Из местечка Умны, – поинтересовались у него следователи, – ты и сотник Гонта с командами почему на здешнее место, на котором вы с казаками взяты под караул, выступили?» И получили ответ, замечательный в своей откровенности: «Из местечка Умны я и сотник Гонта вышли потому, что от великого побитого народу жить было не можно»…

Иными словами, от разлагающихся трупов стоял такой смрад, что гайдамаки не смогли даже толком отпраздновать «победу». Да и назвать ее победой, если честно, не поворачивается язык. Писатели эпохи романтизма, в том числе и наш Шевченко в поэме «Гайдамаки», любили изображать те события яркими живописными красками, придавая им накал и эффектную картинность. А вот, что свидетельствуют показания участников.

Ответ Зализняка опубликован в изданном крошечным тиражом еще в 1970 году сборнике документов «Гайдамацький рух на Україні в XVIII ст.». Его никто не читает. А напрасно. Никаких описаний настоящих штурмов и битв не смог привести даже Зализняк. Он рассказал, что родился в «Полской области Чегиринской губернии в местечке Медведевке», а потом после смерти отца «пошел в Запорожскую Сечь тому уже назад пятнатцат лет», откуда направился в Матреновский монастырь. Перезимовав там, в апреле 1768 года (точного дня допрашиваемый не смог вспомнить), и, собрав партию в 70 человек запорожских и прочих беглых казаков, Зализняк выбрался на промысел и первым делом перехватил под Жаботином отряд из 50-ти шляхтичей-конфедератов, «ис коих заколото человек до сороку».

Получается, что на этом этапе «народный герой» ситуативно воевал на стороне польского короля Станислава Понятовского, против которого выступили эти конфедераты. Впрочем, он вряд ли об этом задумывался. Что король, что шляхетские оппозиционеры – для него был один хрен. Но так как после первого успеха к Зализняку сбежалось из разных мест с оружием около тысячи человек («а откуди оние пребивали, о том знать не могл»), то он решил попытать счастья под Уманью.

Весь этот бардак мог происходить только в таком глубоко «демократическом» государстве, как польское. Сами поляки говорили, что «Польша стоит раздорами». По Вечному миру 1686 года, после проигранной многолетней войны, Варшава отдала России Левобережную Украину и Киев. Но правобережье Днепра, где находилась Умань, осталось за Речью Посполитой.

Местность эта после Руины была страшно разорена. Очевидцы вспоминали скелеты и черепа, валявшиеся под открытым небом на местах былых сражений. Но шляхта потихоньку возвращалась в свои владения и налаживала тот же экономический механизм, который существовал до восстания Богдана Хмельницкого. Управлять обширными земельными владениями лично магнаты не желали – слишком хлопотно. Они предпочитали сдавать их в аренду предприимчивым еврейским бизнесменам, официально не имевшим права владеть землей. В результате, православные крестьяне, на эксплуатации которых процветала эта система, ненавидели и тех, и других. Ко всему прочему, у Польши не было ни толковой армии, ни эффективной полиции. Внешних войн не предвидели, а поддерживать порядок в колониальной Правобережной Украине предпочитали, набирая казачьи отряды из самих же «туземцев». Так предводителем военного отряда на службе у Салезия Потоцкого, которому принадлежала Умань, оказался крестьянин села Росошки Иван Гонта.

КИЕВСКИЕ МОНАСТЫРИ – ТАЙНЫЕ БАЗЫ ПОВСТАНЦЕВ. Гайдаматчина 1768 года назревала постепенно. Потихоньку бурлило тут на протяжении всей первой половины XVIII столетия. Одной из тайных баз повстанцев стал Киев. Сюда через государственную границу между Польшей и Россией, пролегавшую по речке Ирпень, сходились со всего правобережья православные священники, которых поляки изгоняли из приходов, отдавая их униатам.

Это придавало гайдамацким набегам характер религиозной войны. Как писал в статье «Исследование о гайдамачестве» украинский историк XIX века Владимир Антонович: «В актах мы встречаем гайдамацкие отряды, организующиеся разновременно на землях всех киевских монастырей… В 1750 году, в подробном описании похождений гайдамацкого ватажка Ивана Подоляки, мы встречаем сведения о том, что монахи Киево-Софийского и Михайловского монастырей оказывали ему постоянно покровительство; один из них, отец Дамиян, управлявший пасекой Михайловского монастыря за Лыбедью, не только приютил Подоляку, но дозволил ему набрать целый отряд, на свой счет снабдил на дорогу хлебом, оружием, порохом и свинцом и, при выходе благословил гайдамаков образом». В благодарность гайдамаки пожертвовали часть добычи на пользу сельских православных церквей.

В 1747 году один из гайдамацких отрядов был сформирован прямо на Подоле. Сборным местом для него стал дом мещанина Афанасия Цирульника. Этот виртуоз парикмахерского мастерства снабдил налетчиков за свой счет хлебом, деньгами и оружием, после чего те отправились в поход на город Чернобыль, который успешно и разграбили.

Но и сами поляки частенько выдавали себя за «народних месників»! «В 1751 году, – пишет Антонович, – помещики Юхновские, переодевшись гайдамаками, и выкрасив лица сажей, напали с толпой слуг на имение соседа своего, Рудницкого, изувечили его крестьян и ограбили двор». А годом раньше за разбой взялся даже католический священник – приор (то есть, настоятель) Бышевского монастыря Клюковский! С отрядом своих надворных казаков он ограбил имение и шинок шляхтичей Ленкевичей, «выдавая свой отряд за гайдамаков и подражая их приемам».

КАК «СЕМЬ КАЛЕК» ЗАЩИЩАЛИ УМАНЬ. Украинский советский историк Владимир Голобуцкий описывал захват Зализняком Умани так, словно речь шла, как минимум, о взятии Берлина: «Повстанці пішли на штурм. О сьомій годині вечора, коли їхні лави наблизилися до кріпосних валів, на стінах почалася шалена стрілянина з гармат і рушниць. Повстанці мусили відступити, залишивши на місці декілька вбитих. Проте перша невдача не похитнула їх. Знову і знову протягом цілої ночі штурмували фортецю. Вранці наступного дня гайдамаки вступили до міста».

Горящий город, ночной штурм – красиво! Но документы не подтверждают этого масштабного батального полотна. Никаких «гармат» в Умани не было. Была только одна «гармата». Да и та почти без ядер. Как пишет Владимир Антонович, польский губернатор Умани Младанович даже был вынужден «отправить доверенных лиц в Бендеры для закупки у турецкого паши пороха и ядер, в которых чувствовался недостаток».

Да и сам Зализняк на допросе скромно вспоминал: «Как скоро в местечко Умны вошли, то хотя по нас и было из одной прежде пушки, а потом из мелкого ружья выстрел, однако нам никакого урону, кроме одного человека, не учинено». Не известно даже, был ли убит этот единственный подстреленный гайдамака! Возможно, только ранен. О героическом многочасовом ночном штурме, который он якобы совершил, реальный Зализняк, в отличие от Голобуцкого, писавшего после него через двести лет, тоже ничего не знает.

В Умань сбежалась шляхта и евреи со всей округи. Защищаться это воинство почти не умело. А единственный боеспособный отряд – надворная казачья милиция, навербованная из православных крестьян, в полном составе под командой сотника Ивана Гонты перешел на сторону Зализняка.

К тому же в городе не хватало питьевой воды. Владимир Антонович, описавший Уманскую трагедию, по воспоминаниям уцелевших очевидцев с польской стороны, приводит очень прозаические, но правдоподобные факты: «Запасы пороху и картечи истощились; при том в городе не было воды, колодезь, начатый за несколько дней назад, на глубине 30 сажень, наткнулся на скалу; осажденные должны были утолять жажду медом, вишневкою и вином, от которых хмелели и увеличивали беспорядок; сверх того, ночью из города сбежали все солдаты гарнизона, экономические слуги и арестанты»…

Потеряв надежду удержать Умань, губернатор Младанович решил договориться с гайдамаками.

Младанович уговорил купцов-евреев отправить Гонте и Зализняку в подарок несколько возов с дорогими тканями, чтобы задобрить их. Гайдамацкие батьки приняли эту «взятку», но переговоры отложили до утра. «На следующий день Гонта, – пишет Антонович, – привязав белый платок к копью, подъехал к воротам и предложил возобновить переговоры об условиях сдачи; он требовал, чтобы Младанович вышел к нему лично».

Губернатор в сопровождении мещан с хлебом и солью выбрался из городских ворот и отправился в поле. Но тут среди обожавших плюрализм поляков началась бесконечная дискуссия. Одни шляхтичи утверждали, что Младанович не имеет права сдавать город. Другие – им возражали. Наступил такой бардак, что Младанович плюнул на всех и со словами: «Помышляйте же сами о себе, а я предаю себя Господу!» пошел в костел молиться.

СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ, ЧУЖОЙ – СРЕДИ СВОИХ. Через оставшиеся не закрытыми ворота в Умань хлынула толпа гайдамаков, не слушая даже своих предводителей, и устроила резню. Как вспоминал на допросе Зализняк: «Поляков, жидов, а при том и тех, кои и во услужении конфедератов были веры греческой, поколото немалое число, а сколко, заподленно знать не могу, однако думаю не менее, как всех мужеска и женска, даже до сущих младенцев, тысячи две человек … и при том пограблено денег тысячи сто рублев… Между показанным побитым нами народом, губернатор с женою убит, а о прочих: как ксензах, попах и протчих полскаго шляхетства ведать не могу, потому что я не здешняго места жител».

Кого смог, спас лично Гонта. В поэме Шевченко «Гайдамаки», напичканной выдумками, этот сотник убивает двух своих сыновей, отданных матерью на воспитание католикам. В реальности ничего подобного произойти не могло. У Гонты было четверо дочерей и только один сын. В дни осады Умани все они находились в его родном селе Росошки. К тому же женат сотник был на православной женщине. Это была обычная семья усердная в родной вере. На православном храме в Росошках долго сохранялась надпись: «Церковь сия збудована коштом сотника Ивана Гонты и всей громады». А в Воздвиженской церкви местечка Володарки в числе ктиторов был записан Гонта вместе с женой.

В дни бунта Ивану Гонте пришлось совершить сложный выбор. Потоцкий всегда относился к нему хорошо и даже подарил ему его родное село – те самые Росошки. Сотник отличался импозантной внешностью и превосходно говорил и писал по-польски. Как вспоминал сын убитого губернатора Павел Младанович, «воспитание его было такого, что и теперь его можно было бы счесть за шляхтича». (Между прочим, в допросных листах за неграмотного Зализняка по-польски расписался именно Гонта.) Но голос крови пересилил. «Своими» для Ивана были все-таки православные гайдамаки, а не католики-шляхтичи.

Жестокая ирония заключалась в том, что и Гонту, и Зализняка поймали именно русские войска, которые пришли на помощь своему польскому союзнику – королю Станиславу Понятовскому. Но во время казни Гонта вел себя достойнее любого дворянина и даже завещал вырезанную из его спины полосу кожи одному шляхтичу, попросившему «в наследство» дорогой пояс сотника. Казнь Гонты должна была продолжаться две недели. В течении первых десяти дней, по решению польского правосудия, ему предписывалось вырезать по «пасу» кожи, на одиннадцатый день – отрубить ноги. На двенадцатый – руки. На тринадцатый – вырвать сердце. И только на четырнадцатый – обезглавить. Выдержать эту процедуру так и не смогли. Польский гетман Браницкий приказал отрубить Гонте голову на третий день, а все остальное проделать на трупе. Череп сотника многие годы красовался на воротах городка Могилев в Подолии.

21 июня 1768 года в ходе гайдамацкого восстания 1768 года, получившего название «Колиивщина», произошла так называемая «Уманская резня» (польск. Rzeź humańska). Взятие повстанцами польского города Умань сопровождалось массовыми убийствами его жителей и беженцев из окрестностей. В ходе резни было убито от 12 до 20 тысяч человек (евреев, поляков, русин-униатов).

Восстание гайдамаков 1768 года произошло в момент глубочайшего раскола польского государства, что в значительной мере способствовало беспрепятственному продвижению повстанцев к Умани.

Узнав о приближении к городу гайдамаков под предводительством запорожского атамана Максима Железняка, польский губернатор Умани и сторонник Барской Конфедерации Рафал Младанович выслал против них находившийся в городе казачий отряд надворных казаков владельца Умани магната Салезия Потоцкого под командованием Ивана Гонты. Самого Потоцкого в городе не было, поскольку он находился в числе противников конфедератов.

Но высланный навстречу гайдамакам Гонта перешёл на их сторону (возможно, причиной тому послужила, в том числе, двусмысленная позиция его «сюзерена» Потоцкого), и 18 июня 1768 года силы гайдамаков, соединившись с отрядом Гонты, подошли к Умани и осадили её.

Горожане и беженцы среди которых были грекокатолики, поляки и евреи поднялись на стены для обороны города. Они открыли огонь в осаждавших из пушек и ружей, но отстоять город им не удалось, так как в кульминационный момент неопытные в военном деле осаждённые одновременно выстрелили из всех ружей и пушек. Штурм под покровом окутавшего крепость дыма был настолько стремителен, что никто из нападавших не был убит.

По свидетельству очевидцев, после столь успешного взятия Умани гайдамаки вначале не были настроены кровожадно и были довольно благодушными, всего лишь разоружая осаждённых и никакого насилия в отношении украинцев и других нерусских не было.

Но тут в какой-то момент к захватившим Умань гайдамакам неожиданно вышла делегация украинской василианской униатской школы, которая в своей речи назвала повстанцев «вольными украинцами», «братьями» и обещала им, что их дети и их потомки будут учиться только в украинской школе. Сказанное крайне разозлило гайдамаков. Следует иметь в виду, что сам факт существования духовных и народных школ, неуклонно открывавшихся униатским духовенством с начала XVIII века, в соответствии с решениями униатского поместного Замойского собора 1720 года, воспринимался русским православным населением крайне негативно.

Этот негатив усиливал польский «Проект ликвидации Руси», который, в частности, предусматривал переход православных русинов не только в латинский обряд, но и в польскую национальность. Понятно, что такая постановка вопроса рассматривалась русским населением как попытка воспитания «Иванов, родства не помнящих», своеобразных польских янычар, забывших язык и веру своих отцов.

Почувствовав настроение гайдамаков, Гонта крикнул делегации, чтобы те прекратили такие речи, но его не послушали и продолжили, доведя гайдамаков до полного бешенства. В итоге, повстанцы набросились на вышедших к ним преподавателей и учеников, что положило начало беспорядочной резне. В беспощадной кровавой вакханалии погибали поляки, евреи и греко-католики (униаты). По рассказам очевидцев, сам Гонта пытался остановить эту бойню и лично спас немало малолетних детей (среди которых был и его крестник — сын губернатора Младановича).

Если суммировать все существующие на сегодняшний день исторические оценки количества жертв уманской резни, то это число колеблется в пределах от 12 до 20 тысяч. При этом многие историки указывают на то, что значительное число их было русскими. В ярости гайдамаки истребили поголовно всех русских школьников и их преподавателей (украинской школа называлась только потому, что они принесли присягу украинской партии). При этом сам Гонта, руководивший уборкой города и его окрестностей от трупов и до конца жизни винивший себя в неспособности предотвратить резню, говорил о 30 тысячах погибших.

В конечном итоге, проявленная безудержная жестокость негативно сказалась и на самих участниках резни, вызвав у них моральные страдания и религиозный страх расплаты на Страшном суде. А попавшие в их распоряжение деньги привели к массовым запоям и разложению, что положило конец восстанию. После известий о выступлении в поход запорожцев, среди которых было много старообрядцев, гайдамаки испугались, что те отомстят им за убитых, поэтому повстанческие отряды быстро разошлись по домам.